не забываю как входила
в избу объятую огнём
но плохо помню прошлый вечер
с конём
в лесу утехам предавались
заметив лишь на третий раз
что в гнёздах вылупились птички
на нас
привёз десяток самоваров
пятнадцать пряников и стул
за стул наверно и попёрли
из тул
свинцово серым по сырому
олег февраль нарисовал
подумал и добавил хаки
на самый краешек листа
музей серебряного века
напоминает нам о том
что бронзовый навеки канул
а золотой не наступил
взгляните ватсон куча трупов
везде следы пушистых пуль
похоже зайки постреляли
лапуль
седой паталогоанатом
кивнул собравшейся родне
немного в ольге покопался
сестре изюминку даёт
я помню брошенных медведей
ошметки лап и танин плач
на кровью залитой обложке
слова агония барто
я от души ж дарю вам нежность
не без претензий на промежность
наш бюджет семейный
как элитный сыр
состоит он в целом
из огромных дыр
полковник вышел за калитку
отправил сам себе открытку
тихонько спрятавшись за шторой
слуга стоит заворожён
хренея как султан имеет
трёх жён
доверившись телерекламе
говна купил аркадий маме
когда дружил я с лыжной палкой
ей рисовал глаза и рот
а уши вот забыл и значит
она не слышала меня
если мне жениться
на тебе нельзя
можно хоть добавлю
пару раз в друзья
хотела б я любви до гроба
не год один а сотню штоба
зухра солёными губами
целует в лоб бартоломью
спи говорит спокойно лётчик
я поведу твой самолёт
она подула на коленку
не надо плакать всё пройдёт
я ей поверил и не плакал
но не проходит до сих пор
в саду среди упавших яблок
ньютон и гильотен вдвоём
сидели тихо каждый думал
своё
ведут кастрировать олега
он не показывает страх
ведь он мужчина а мужчинам
бояться стыдно докторов
седой патологоанатом
лежыт на кафельном полу
столы все заняты работой
вдруг захотелось полежать
как пережить все злоключенья
да очень просто вот смотри
берёшь и быстро зло меняешь
на при
я проверяю в третьяковке
по вечерам и по утрам
число картин по каталогу
и рам
четвёртый день в дороге путин
он по садовому кольцу
идёт и смотрит на россию
деревья люди огоньки
оно ведь тоже постарело
и стало дольше отражать
и дребезжать по стариковски
когда на улице трамвай
очаровательно картавя
вы говорили про пуэр
и я немножечко скучаю
по эр
здесь слишком заросли густые
чтоб с рыси припустить в галоп
перехожу блоха сказала
на лоб
постель важнее акварели
и в наступившей тишине
фрейд объясняет оговорка
по мне
старуха вертит хлебный мякиш
из под шершавых тёплых рук
на землю сыпятся внучата
и убегают хохоча
питался умерщвлённой плотью
ну и конечно заболел
а если б воздухом и солнцем
то был бы весел и здоров