я знал сорта худых и в теле
я знал сорта редчайших вин
и вот лежу с собой в постели
один
олег на стол прикрыв ладошкой
какой то выложил секрет
оксана сразу догадалась
её щас замуж будут звать
тебе охота знать лохматый
боюсь ли я гулять в лесу
я пироги несла и яйца
снесу
сусанин провожать не надо
да кто вы собственно такой
вы направленье покажыте
рукой
меняю пьяного мужчину
на то есть множество причин
на всё что можно кроме пьяных
мужчин
мои космические мысли
парят в пустынной голове
одна на тысячу парсеков
ну две
убила машенька медведей
и закопала их в лесу
и ковыряецца спокойно
в носу
туманно в англицком предместье
и баскервильно хоть в запой
овсянки бэрримор и вот что
повой
олег спросил у урфин джюса
где взять волшэбный порошок
чтоб сэкс оксана полюбила
и перестала быть бревном
на входе в вечность как живые
мы с номерками без одежд
лежим совсем не подавая
надежд
топи герасиму кричали
под эйсидисевский запил
надел бандану байк завёл и
втопил
не верь словам глазам и жестам
всегда на ощупь проверяй
мурашки если есть на бёдрах
ныряй
мечту свою исполню летом
женюсь на зависть всем богам
а в декабре куплю гирлянду
к рогам
я открываю холодильник
там борщ прохлада лампы свет
я закрываю холодильник
снаружи голод ночь и тлен
что трудно мне далось на свадьбе
так это делать вид что я
не вижу у отца невесты
ружья
ирэн продляет перекуры
в унылой трудовой борьбе
по капле убивая лошадь
в себе
с анкетой трудность у марии
не трудность даже а беда
как в строчку sex вписать заметней
О ДААА
ты приюти меня дворнягу
своею лапой обними
нам повезло что мы не стали
людьми
костер горит и хороводом
вокруг кружится детвора
достану банку с керосином
пора
зухра в селе звалась кулибин
с кроватью связанный рычаг
всему селу пилил дровишки
в очаг
почти поэт почти прозаик
а также драматург почти
во мне погибли ты их память
почти
и так нас жызнь с тобой связала
верёвочкою ё моё
ты ж норовиш ещё намылить
её
вчера под музыку вивальди
мы разобрали клавесин
и не печалимся об этом
тусим
то жопой влезут в умывальник
то головою в унитаз
сплошная с вами колобками
беда с
тогда сергей нарви мне к чаю
смородинового листа
раз всё равно присел с бумажкой
в кустах
моя любовница алиса
отрада сердца и ума
доска доскою но гладильна
весьма
учил я лунную сонату
соседи лезли на скандал
и бюст бетховена на полке
икал
тут плющенко в конце программы
деситерной тулуп берёт
и под овации уходит
под лёд
любила огурцы олеся
бывало выйдет в огород
становится на четвереньки
и жрёт
поочередно потопляют
корабль по имени любовь
торпеда теща и торпеда
свекровь